Глядя в её добрые голубые глаза, слушая неторопливую речь, никогда не дашь ей 86 лет. Выглядит она очень молодо, тверда ещё её походка. Родилась Клавдия Георгиевна Черепанова 5 января 1932 года в семье Сысуевых Георгия Сергеевича и Марии Ивановны. Родители работали в колхозе. Детей в семье было восемь. Клавдия родилась второй. С малых лет их приучали к труду, самостоятельности. Не было одежды, обувки, письменных принадлежностей.
– Родители работали, но детей было много, трудно жилось, – горестно вздохнула Клавдия Георгиевна, – потому я и закончила только один класс. Пальто кто-то дал. Мама наденет его на меня, запахнёт, подвяжет верёвочкой. Пальто до пола, а на улицу то хочется, вот и бежишь, в полах путаешься, падаешь да встаёшь…
Война… Сколько горя и слёз принесла она людям.
– Папашку забрали на трудовой фронт в Каменск-Уральск, – продолжила она. – Совсем плохо дома стало, голодно. Корова выручала да огород. Свекольные листья, лебеднушки, вечно больные животы от голода, заплаканные глаза матери, плач младших… Вспоминать не хочется. Отец прислал письмо из Каменск-Уральска, позвал маму приехать. Мама и тётя Таисия Арзамасцева (её муж Илья Ильич с папашкой на трудовом фронте был) собрали «гостинцы» и поехали. Тятя тоже два раза домой приезжал. Как сейчас помню, приехал, домой зашёл, на одной ноге туфель надет, на другой – калоша верёвочкой привязана. Вот так вот жили…
Как-то раз мама с соседями собралась с молочными продуктами на рынок магнитогорский на быках ехать, – смеётся невесело Клавдия Георгиевна. – Пока ехали, молоко-то прокисло. Но всё равно продали. Хоть какие-то деньги выручили.
Весной повеселее жить стало. В огороде зелень пошла, мама с Петей ходили за колосками. Разроют под скирдой мышиные запасы, наберут колосков, домой принесут – вот радости-то было! А бывало налетит председатель Костя Сысуев, отберёт колоски. Мама с плачем домой приходила: чем детей кормить?
Мы с сестрой Валей пошли за озеро, а ноги с лебеднушек не идут, сели у дороги, сидим. Едет на лошади бригадир Маша Сысуева, посадила нас, а лошадь тоже недокормыш, плохо идёт, – Клавдия Георгиевна горестно вздыхает, рассказывая о давно минувших днях.
– Мама с братом Петей метали сено у Куросана, ездили туда на быках, возвращались в 12 часов ночи. А утром чуть свет вставала: и детей надо накормить, и на работу ехать опять. Петя с мамой уезжали, а я дома за старшую оставалась. Маму и Петю за трудолюбие на колхозной работе наградили медалями «За трудовую доблесть».
Пошла наша мамочка на колхозное собрание, а бригадир Маша Сысуева кричит, чтобы медаль надела. Она ей отвечает, что кофта старая, порвётся от медали, дырка будет. Сноха Дуся пошла работать на ферму, и я с ней (мне было 15 лет). Так и проработала всю жизнь в животноводстве. Сначала телят поила да пасла. А потом дояркой стала работать. Доили руками по 15-20 коров. Были коровы и тугие, и норов у каждой был свой. Пальцы всё время от натуги нарывали. Это уж потом электрическая дойка пришла на смену ручной. Какое облегчение нам стало!
Каждый двор во время войны и после облагали налогами для армии и на восстановление государства после войны. Голодные были, но молоко, шерсть, яйца
ежемесячно отдавали. Духом не падали: пели и плясали – на работу с песней, и с работы с песней шли.
Я с подружками Шурой Савиной, Зоей Шангиной, Фаей и Клавой Сысуевыми, Любой Уржумовой на вечёрки бегать стала. Вечёрки были у Дарюшки Шеметовой. Гармонисты Илья да Михаил Куликовы, на балалайке Клава Сысуева играла. Танцевали кадриль, подгорную, сербияночку, частушки пели. «А помните частушки?» – спросила я. «Пишет милый издалека, дорогая ты моя, с кем гуляшь – тому отказы, приеду скоро я!» – напела Клавдия Георгиевна.
На ферму пришёл новый скотник Илья Иванович Черепанов и влюбился в меня. Он мне тоже очень нравился. Вскоре сыграли свадьбу. Оба голы, как соколы… Тогда зарплату не давали, трудодни писали на стенку, – смеётся она.
У Ильи в семье было трое детей. Мать померла, отец женился, в Смирновске женщину взял. А как отец на войне погиб, мачеха посадила пасынков на подводу, привезла в Краснинский к бабушке, высадила всех троих на крыльцо и уехала. У них даже кур не было! Они хуже нас жили, как только выдюжили! Всех троих подняла бабушка.
Как поженились, мама тёлку нам дала. В колхозе премию за хорошую работу дали, Иван Яковлевич Медведев и Маня Бажанова в комиссии были. С этого и жить начали. Тёлки отелились, свиней, овец завели. Детки пошли один за другим: Петя, Аня, Вова, Надя.
Муж рано умер. Надя только была не определена, когда Ильи не стало. Всё было в моей жизни: и счастье, и горе. Похоронила сыновей Петю и Вову. Пожар случился, унёс всё, нажитое годами нашим трудом. Слава Богу – дом восстановили, всё есть у меня, и пенсия хорошая. Радостно, когда приезжают дети, внуки (их восемь). Аня и Надя живут в Уфе, работают в школе-интернате: Аня – медсестрой, Надя – в бухгалтерии.
У Клавдии Георгиевны много наград за работу – грамоты, медали. Смотрю её трудовую книжку: в члены колхоза её приняли в 1948 году (да ещё отдельно актом включены годы работы подростком), уволена в 1987 году в связи с выходом на пенсию.
Она вдруг вспоминает: «Последние годы работали доярками со мной Катя Сысуева, Валя Неклюдова, Люба Шеметова, Клава Головина, Анна Неклюдова, Нина Богачева, много товарок было, всех сразу и не вспомнишь. Работали дружно, с песней, друг дружке помогали и на работе, и в быту.»
Спрашиваю Клавдию Георгиевну, счастлива ли она? «Конечно, счастлива, – отвечает. – Дети, внуки – это такая радость, звонят, приезжают. Сестра Анна здесь живёт – перезваниваемся, то она ко мне, то я ещё пешком бегаю (хотя она живёт на другом конце села). Я всем довольна.
Мне осталось добавить, что дом у Клавдии Георгиевны ухожен, обставлен по-современному, во дворе порядок. Наши долгожители-труженики без дела не сидят.
Доброго Вам здоровья и счастья, Клавдия Георгиевна!
Нина КУДРИНА, п. Краснинский
